Ларин Владислав Иванович

В своё время был известен в Пинске, как талантливый учитель русского языка и литературы, поэт-баснописец, активный участник литобъединения «Орбита», один из лучших лекторов-атеистов общества «Знание».

Родился в 1920. Умер в мае 1974 и похоронен на кладбище по ул. Спокойной.

В. И. Ларин успел поработать учителем и завучем в школах № 3 и 10. В 1953 открылась новая 11-я школа, и возглавил её молодой перспективный педагог Ларин. Тогда же был секретарём парторганизации школы. В 1953 его избирали кандидатом в члены Пинского горкома КПБ. Местная газета писала о нём довольно-таки часто, публиковала его методические наработки. 

Но потом должность директора школы В. И. Ларин оставил и работал учителем в той же 11-й школе, потом в школе № 1, в Молотковичской СШ, последние годы - в школе-интернате.

Где-то с 1965 имя В. И. Ларина на газетных страницах можно было встретить только в виде подписи под стихами и баснями. Из всех пинских литераторов В. И. Ларин был единственным, кто писал тогда в жанре басни. Темы для своих произведений он брал актуальные на текущий момент: травополье, целина, атеизм, мелиорация.

Своих книг В. И. Ларин не издал, в чужих книгах имя его не встречается. Скорее всего, ещё немного, и его совсем забыли бы, если бы Валерий Гришковец в своём «Литературном пантеоне» не замолвил слово за поэта. Замечательные, наполненные грустью воспоминания.

«В. И. Ларину не было равных, он был прекрасным знатоком русской литературы и языка, окончил два вуза. Мне повезло с ним общаться всего несколько раз. И самое яркое, что осело в моей памяти, это его, как я сейчас понимаю, мудрейшее пожелание, а точнее наставление. Узнав, что я пишу стихи и даже печатаюсь, Владислав Иванович, глядя на меня своими добрыми глазами, сказал простое и, повторюсь, мудрое: «… не пиши стихов – это беда, страшная, большая беда. Очень часто дар божий оборачивается проклятием судьбы…».

Я же тогда счел это за глупость, за дикость спивающегося, пусть и умного, человека.

Как я ошибался… Как ошибался!.. Почему я не послушал тогда Тебя, педагог, прекрасный словесник, талантливый человек, Владислав Иванович Ларин?..

А еще, я как сейчас помню, с каким сожалением, болью и непониманием смотрели вослед ему мои родители, дядья, соседи, когда он, худой и высокий, да что там, длинный и тощий, как Дон Кихот, в широченных старомодных штанах, что болтались на нем выше щиколоток, чуть ли не бегом мимо нашего дома, а жил он на соседней улице Чкалова, несся-торопился в магазин за очередной бутылкой дешевого вина: мучило лютое похмелье, мучила горькая жизнь…

Тогда же ходили разговоры, что недавний учитель Ларин за бесценок спускает свою великолепную библиотеку. Бутылка-другая вина – и бери подписное издание, уникальный словарь, справочник, энциклопедию… А сколько раз уходили от него случайные собутыльники, прихватив с собой парочку томов редких, зачастую дореволюционных изданий, не знал даже сам Владислав Иванович.

А еще я помню, как нам, семнадцатилетним оболтусам с «Пожарки» (как тогда в городе звали шпану, что кучковалась вокруг улицы Пожарной, он, Владислав Иванович Ларин, уже окончательно спившийся, читал по памяти поэму «Лука Мудищев». Мы, еще недавно советские школьники, а теперь всякого рода «артельщики», и в дурном сне не могли увидеть, что подобное могло быть написано, тем более – напечатано. Слушали, затаив дыхание, а когда В. И. Ларин закончил и робко спросил насчет стаканчика винца, стыдливо шарили по карманам мелочь.

А был он, Владислав Иванович Ларин, талантливым поэтом, баснописцем, прозаиком, автором повестей и рассказов. Правда, все, что он мог видеть своего в печати, выходило под разными псевдонимами, очень редко и совсем не в престижных изданиях.

…И умер он, раб Божий (и не только Божий) Владислав, в канаве, у железнодорожных путей, между улицами Гайдаенко и Железнодорожной, неподалеку от дома, в котором жил, правда, с другой стороны от улицы, на которой в те годы жил я. И то ли он шел в магазин, то ли из магазина – одному Богу известно…».

Юмореска. Признание выпускника. Вл. Ларин.

Мне видятся часто во сне

Воспетые сердцем просторы:

Пшеница – по всей целине,

Машины, комбайны, моторы.

Не хочется, право, вставать.

С утра и тоска и мученье:

Подходит, нахмурившись, мать,

Час целый твердит поученье.

''Смотри ж, получай аттестат

С медалью… Имей по примете:

У папы наладился блат

На этом… на том факультете.

К тебе так и просится клад!''

Расписано все, как по нотам:

Студент, ассистент, кандидат,

Юрист, прокурор, адвокат,

Эксперт, консультант, дипломат

И… что-то такое еще там.

Зайдет ли соседка на час

Иль гости пожалуют к маме –

Тотчас же сынка на показ

И речь по знакомой программе.

Сынок, мол, бесспорный талант,

Стремится к ученым высотам…

Студент, ассистент, аспирант,

Доцент, дипломат, консультант

И… что-то такое еще там.

И всем эту фразу трубят,

И вся наша улица знает

Про то, что у папеньки блат,

Про то, что меня ожидает.

Проходу уж нет от ребят,

Хоть прячься от них за забором,

Увидят и громко кричат

Дуэтом, квартетом и хором:

Ну как, мол дела, дипломант?

Готов к предстоящим зачетам?

Студент, ассистент, аспирант,

Судья, прокурор, консультант,

И… что-то такое еще там.

И я, обозлившись, кричу:

Да бросьте смеяться, ребята!

Клянусь, в Казахстан укачу,

Вот дайте лишь кончить десятый.

Зовет меня дальний простор,

Там дело по сердцу найдется.

Я буду строитель, монтер,

Маляр, штукатур и шофер,

Механик, кузнец, комбайнер.

Я – тот, ко рабочим зовется.