В своё
время был известен в Пинске, как талантливый учитель русского языка и
литературы, поэт-баснописец, активный участник литобъединения «Орбита», один из
лучших лекторов-атеистов общества «Знание».
Родился в
1920. Умер в мае 1974 и похоронен на кладбище по ул. Спокойной.
В. И. Ларин
успел поработать учителем и завучем в школах № 3 и 10. В 1953 открылась новая
11-я школа, и возглавил её молодой перспективный педагог Ларин. Тогда же был секретарём
парторганизации школы. В 1953 его избирали кандидатом в члены
Пинского горкома КПБ. Местная газета писала о нём довольно-таки часто,
публиковала его методические наработки.
Но потом должность директора школы В. И. Ларин оставил и работал учителем в той же 11-й школе, потом в школе № 1, в Молотковичской
СШ, последние годы - в школе-интернате.
Где-то с
1965 имя В. И. Ларина на газетных страницах можно было встретить только в виде
подписи под стихами и баснями. Из всех пинских литераторов В. И. Ларин был
единственным, кто писал тогда в жанре басни. Темы для своих произведений он брал
актуальные на текущий момент: травополье, целина, атеизм, мелиорация.
Своих книг
В. И. Ларин не издал, в чужих книгах имя его не встречается. Скорее всего, ещё
немного, и его совсем забыли бы, если бы Валерий Гришковец в своём
«Литературном пантеоне» не замолвил слово за поэта. Замечательные, наполненные
грустью воспоминания.
«В. И.
Ларину не было равных, он был прекрасным знатоком русской литературы и языка,
окончил два вуза. Мне повезло с ним общаться всего несколько раз. И самое
яркое, что осело в моей памяти, это его, как я сейчас понимаю, мудрейшее
пожелание, а точнее наставление. Узнав, что я пишу стихи и даже печатаюсь,
Владислав Иванович, глядя на меня своими добрыми глазами, сказал простое и,
повторюсь, мудрое: «… не пиши стихов – это беда, страшная, большая беда. Очень
часто дар божий оборачивается проклятием судьбы…».
Я же тогда
счел это за глупость, за дикость спивающегося, пусть и умного, человека.
Как я
ошибался… Как ошибался!.. Почему я не послушал тогда Тебя, педагог, прекрасный
словесник, талантливый человек, Владислав Иванович Ларин?..
А еще, я
как сейчас помню, с каким сожалением, болью и непониманием смотрели вослед ему
мои родители, дядья, соседи, когда он, худой и высокий, да что там, длинный и
тощий, как Дон Кихот, в широченных старомодных штанах, что болтались на нем
выше щиколоток, чуть ли не бегом мимо нашего дома, а жил он на соседней улице
Чкалова, несся-торопился в магазин за очередной бутылкой дешевого вина: мучило
лютое похмелье, мучила горькая жизнь…
Тогда же
ходили разговоры, что недавний учитель Ларин за бесценок спускает свою
великолепную библиотеку. Бутылка-другая вина – и бери подписное издание,
уникальный словарь, справочник, энциклопедию… А сколько раз уходили от него
случайные собутыльники, прихватив с собой парочку томов редких, зачастую
дореволюционных изданий, не знал даже сам Владислав Иванович.
А еще я
помню, как нам, семнадцатилетним оболтусам с «Пожарки» (как тогда в городе
звали шпану, что кучковалась вокруг улицы Пожарной, он, Владислав Иванович
Ларин, уже окончательно спившийся, читал по памяти поэму «Лука Мудищев». Мы,
еще недавно советские школьники, а теперь всякого рода «артельщики», и в дурном
сне не могли увидеть, что подобное могло быть написано, тем более – напечатано.
Слушали, затаив дыхание, а когда В. И. Ларин закончил и робко спросил насчет
стаканчика винца, стыдливо шарили по карманам мелочь.
А был он,
Владислав Иванович Ларин, талантливым поэтом, баснописцем, прозаиком, автором
повестей и рассказов. Правда, все, что он мог видеть своего в печати, выходило
под разными псевдонимами, очень редко и совсем не в престижных изданиях.
…И умер
он, раб Божий (и не только Божий) Владислав, в канаве, у железнодорожных путей,
между улицами Гайдаенко и Железнодорожной, неподалеку от дома, в котором жил,
правда, с другой стороны от улицы, на которой в те годы жил я. И то ли он шел в
магазин, то ли из магазина – одному Богу известно…».
Мне видятся часто во сне
Воспетые сердцем просторы:
Пшеница – по всей целине,
Машины, комбайны, моторы.
Не хочется, право, вставать.
С утра и тоска и мученье:
Подходит, нахмурившись, мать,
Час целый твердит поученье.
''Смотри ж, получай аттестат
С медалью… Имей по примете:
У папы наладился блат
На этом… на том факультете.
К тебе так и просится клад!''
Расписано все, как по нотам:
Студент, ассистент, кандидат,
Юрист, прокурор, адвокат,
Эксперт, консультант, дипломат
И… что-то такое еще там.
Зайдет ли соседка на час
Иль гости пожалуют к маме –
Тотчас же сынка на показ
И речь по знакомой программе.
Сынок, мол, бесспорный
талант,
Стремится к ученым высотам…
Студент, ассистент, аспирант,
Доцент, дипломат, консультант
И… что-то такое еще там.
И всем эту фразу трубят,
И вся наша улица знает
Про то, что у папеньки блат,
Про то, что меня ожидает.
Проходу уж нет от ребят,
Хоть прячься от них за
забором,
Увидят и громко кричат
Дуэтом, квартетом и хором:
Ну как, мол дела, дипломант?
Готов к предстоящим зачетам?
Студент, ассистент, аспирант,
Судья, прокурор, консультант,
И… что-то такое еще там.
И я, обозлившись, кричу:
Да бросьте смеяться, ребята!
Клянусь, в Казахстан укачу,
Вот дайте лишь кончить
десятый.
Зовет меня дальний простор,
Там дело по сердцу найдется.
Я буду строитель, монтер,
Маляр, штукатур и шофер,
Механик, кузнец, комбайнер.
Я – тот, ко рабочим зовется.
